“Вам говорили о необходимости Майдана? Нет, не для того, чтобы «как в Украине». А для того, что на Майдане каждая мелочь, каждая деталь – имела прикладное значение. Шины жгли не просто так, абы поджечь что-нибудь, их жгли, чтобы сделать дымовую завесу и не давать ментам прицельно стрелять. Брусчатку ковыряли не просто так, чтобы поковырять. Кастрюли надевали не для того, чтобы поскакать “М….ляку на гиляку”. А чтобы защитить голову после запрета касок. Ну и немного потроллить”, – пише російський журналіст Аркадій Бабченко у своєму ЖЖ, передають Патріоти України, та продовжує:
“А Майдан строили не просто чтобы потусовать. Его строили ЧТОБЫ ОБЕСПЕЧИТЬ СЕБЕ ПЕРИМЕТР БЕЗОПАСНОСТИ.
Из которого физически невозможно забрать людей.
Потому что в него менты просто физически не могли войти. Они пытались. Несколько раз. Но не смогли.
Для этого нужны баррикады.
А чтобы люди не мерзли на баррикадах, нужны бочки.
А чтобы им было где спать, нужны палатки.
А чтобы готовить им еду, нужны кухни.
А чтобы было где оказывать медицинскую помощь, хранить еду, припасы, одежду и пр. и пр. и пр…
Именно это все вместе и называется Майдан.
Именно для этого – исключительно с прикладной целью – он и строится. Если вы на все это не способны, вы Свободу не получите! Она очень дорого стоит, гораздо дороже, чем вам пока что кажется.
Пока ваши лица не станут черными от шин, пока их не исказит ненависть и злоба, пока они не закроются от потерь, холода, усталости, пережитого страха и боли, как физической, так и боли потерь, пока ваша куртка не будет вонять бензином, ваши перчатки не протрет ковыряющий брусчатку лом, ваша обувь не прогорит от костров и не задубеет ото льда водометов, пока в ваших глазах не останется ничего, кроме дикой, животной усталости, злобы, опустошения и желания победить, победить теперь уже во что бы то ни стало, победить кишками и зубами, потому что отступать больше нельзя и некуда, пока ваши лица из открытых и добрых не станут прокопчеными, черными, злыми и ненавидящими — вы не победите.
Свобода и победа над диктатурой не дается плакатиками и снятыми ботинками перед скамейками. Она дается гарью, избиениями, кровью, разломанным и частично сожженным центром города, разобранным асфальтом, вонью горящих автобусов, пожарами и грязным льдом водометов. Это в лучшем случае. А в наших с вами случаях — ещё и кровью. И лежащими под детскими одеялами телами на площади перед отелем “Козацький”.
У этих людей, лежавших там, лица тоже были не светлые и счастливые. И подошвы их ботинок, торчащих из-под этих детских одеял, тоже были закопчены. Это запоминается особенно. А выжившие — были злы и усталы.
Вы победите только тогда, когда вас полюбить будет нелегко.
Когда вас полюбить будет сложно.
Только тогда, когда на ваших добрых человеческих лицах проступит оскал злости, правоты, достоинства, ненависти и мести. Да-да, ненависть и месть тоже могут быть положительным качествами. Когда вы будете готовы не только умирать, но и убивать. Когда будете готовы не только стойко сносить издевательства и пытки, но и избивать самим. Да-да, избивать. Когда — пожертвовать не только своей жизнью, но и твоей. Не только обниматься со стоящими напротив закованными в латы силовиками, но и кидать в людей смесь бензина с маслом, чтобы они горели. Да, в людей. Да, горели. Не только снимать обувь на скамейках, но и раздолбить весь центр на брусчатку и баррикады, изуродовать и испортить его пожарищами и сжечь центральную улицу. И никак иначе».
Ровно год назад написано. Четырнадцатого сентября две тысячи двадцатого. Ну, что, беларусы, поняли теперь, зачем нужен был Майдан? Причем, в обоих смыслах. И как явление – затем, чтобы охеревшие гестаповцы не врывались в дома айтишников – и, в первую очередь, как способ самообороны и контроля пространства.
Андрей Зельцер понял. Его лицо уже не было добрым и радостным. А вместо ботиночек в руках оказался карабин.
«Осознайте главное. Нет вопроса «мирный протест» или «не мирный протест». Вопрос стоит так – либо вы будете воевать в Минске с Лукашенко сейчас. Либо ваши дети будут воевать в Сирии, Ливии, Чечне, Украине и уже в самом ближайшем будущем, поверьте.
И будет кровь. Обязательно. Не бывает по-другому. Не может не быть.
Либо сейчас и ваша.Либо позже – и ваших детей. И намного большая”.
Это тогда же написано. В другом тексте, но в тот же день. Два года назад.
Ваш Дед.
Андрей – Герой. Герой Беларуси. Безоговорочно. Он сделал свой выбор, и, вместо того, чтобы харкать кровавой юшкой на полу камеры на Окрестина, и потом сидеть десять лет в лагере, решил принять бой.
На этом проходит та грань, где я беру свое мнение, сворачиваю его в трубочку, и засовываю себе в задницу.
Потому что я здесь – а беларусы там.
И выбор теперь делает только каждый сам.
Десять лет назад я бы, возможно, поступил так же, как Андрей. То, есть, не «возможно» – а я готовился к такому развитию событий. Не знаю, хватило бы у меня булатности – тут сам не знаешь, что в последний момент сделаешь – но я не исключал такого варианта, если придут брать. Не поверите, у меня был даже именно такой карабин – Иж-27 «Байкал», вертикалка, двенадцатый калибр. Стоял в коридоре. Чтоб под рукой. И если бы в этот момент дома не было бы семьи – я прорабатывал такой вариант.
Сейчас сама мысль о том, что можно отдать свою жизнь за то, чтобы взять жизнь одну жизнь гестаповца…
Обменять свою жизнь на жизнь пса?
Да вы смеетесь, что ли.
К сожалению, то, что сделал Андрей – это не сопротивление. Это самоубийство. Если в Минске, к примеру, скажем, десять тысяч силовиков, то десять тысяч айтишников – слишком большая цена за это говно. Обмен одна жизнь на одну жизнь в данном случае – совсем не равноценный. Жизнь Зельцера, как по мне, стоит сотни жизней псов.
Сейчас Солженицина начали цитировать. «Как потом в лагерях жгло: а что, если бы каждый оперативник, идя ночью арестовывать, не был бы уверен, вернётся ли он живым, и прощался бы со своей семьёй? Если бы во времена массовых посадок, например в Ленинграде, когда сажали четверть города, люди бы не сидели по своим норкам, млея от ужаса при каждом хлопке парадной двери и шагах на лестнице, – а поняли бы, что терять им уже дальше нечего, и в своих передних бодро бы делали засады по несколько человек с топорами, молотками, кочергами, с чем придётся? Ведь заранее известно, что эти ночные картузы не с добрыми намерениями идут».
Видите ли, в чем дело… Способности диктатур по подавлению населения со времен Солженицина увеличились кратно. Даже не на порядок. В сороковом приходили три человека с наганами. И оказывать им сопротивление в отдельно взятой квартире было все же реально. Тем более, с охотничьим ружьем.
Сейчас же такая тактика приведет только к одному – будут приходить не менты в кепочках, а бронированный с ног до головы в штурмовые доспехи спецназ, и выпиливать дверь не болгаркой, а гранатометом. Или просто расстреливать квартиру из БТР.
Кабардино-Балкария, Дагестан, Чечня в пример.
Это, безусловно, здорово, что от ботиночек и сердечек дошли до вооруженного отпора, но без организации, без Майдана – не будет ничего. По одиночке – всех просто перестреляют, и всё.
Сопротивление не может быть одиночным, загнанным в угол дальней комнаты и безысходным. Это неверная тактика. Это проигрышная тактика. Это тактика уже побежденного. Это самоубийство, а не борьба.
Без организации, без единения, без собранного в одном месте в одно нужное время ударного кулака – не будет ничего.
Но это уже следующая стадия.
До неё тоже нужно дозреть.
И, видимо, без стадии одиночек здесь не обойтись.
К сожалению, сейчас этот кулак собрать невозможно. Инициатива и полный контроль над ситуацией – у власти. Нужно ждать следующего момента. Нужно ждать, когда люди, уже преодолев страх смерти, повалят на улицы – и вот тогда уже не упускать свой шанс.
Смотрю на все это дело, и опять зубы просто стачиваю от злости. В который раз очередной привет розовым нобелевским лауреатам и идиотам с сердечками, которые ходили с цветочками и не дали штурмовать Окрестина. Пели, сука, розовые песни, лили в уши розовый елей. Момент упущен. Теперь надо ждать следующего окна возможностей. А до того – скольких они еще успеют поперебивать, попересажать, искалечить…
Теперь-то хоть доходит? К Зельцеру пришли по каким-то спискам, проверить его на экстремизм. Кто-то назвал его фамилию, видимо. Тот, кто, наслушавшись розовых пони с сердечками, был не готов к тому, с чем столкнется с реальностью. Понятия не имел, с чем имеет дело. Что такое настоящая диктатура. На что она способна. На что способен человек в Гестапо.
Я сейчас никого не в чем не собираюсь обвинять.
Я просто в сто пятидесятый раз хочу сказать: не можешь, не уверен, не понимаешь – не берись.
Не берись, бл*дь!!! Не лезь!!! Не лей людям в уши свою карамель про ботиночки!!!
Ответов, что делать, как быть – у меня теперь уже нет. Все. Это та черта, на которой, повторюсь, решение принимаешь уже только сам и исключительно сам. Андрей принял такое решение. Я бы такое решение сейчас уже бы не принял. Но то я. А Андрей, безусловно – Герой. Живе Беларусь! Героям Слава!”.